Моисей Аркадьевич Сливко (1931 – 2013) родился в г. Коростене (Украина) в семье врачей. Среднее и высшее медицинское образование (хирург-уролог) получил в Киеве, защитил кандидатскую диссертацию; многие годы заведовал урологическим отделением в одной из киевских больниц. В Израиль приехал в 1991 году, жил в Иерусалиме. Через год по приезде, подтвердив диплом, получил работу по специальности в урологическом отделении больницы Шаарей Цедек. Работал консультантом в частной медицинской фирме, в посреднических фирмах по трудоустройству, вёл приём больных в домах престарелых и т. д.
Моисей Аркадьевич был личностью неординарной, и это всегда понимали и чувствовали знавшие его люди. Он любил и хорошо знал классическую музыку и джаз, интересовался живописью, запоем читал и всегда запоминал прочитанное – вплоть до мелочей. Любил рыбалку и верховую езду, много путешествовал: совершил конный поход по Енисею, побывал на Байкале, в Карелии. Живя в Израиле, изъездил страну, посетил Европу и Америку. Особое место в его душе принадлежало Иерусалиму.
До последних дней, несмотря на тяжёлую и продолжительную болезнь, доктор Сливко не утратил интереса к жизни и к людям, многим из которых он не только помог в беде, но и спас жизнь.
Шеф мне уже разрешал делать операции средней сложности, и оперировал я в это время уже довольно много. Один из больных, которых я прооперировал, был пожилой мужчина небольшого роста, крепкого сложения, с крючковатым носом и светлыми, умными, с хитринкой, глазами. В отделении все называли его дядя Вася. Это имя к нему пристало, и в нашем дальнейшем многолетнем знакомстве я его дядей Васей и называл. Одевался он очень просто: зимой и летом носил мягкие сапоги, в которые заправлял чёрные в белую полоску брюки, летом – клетчатую рубашку и кепочку-восьмиклинку с пуговицей посередине; зимой на нём были ватник, кожаная ушанка с искусственным мехом. Постепенно мы подружились. Оба мы были рыбаки. У меня в то время лодки ещё не было, а у него была небольшая плоскодонка. Стояла она на правом берегу под Вышгородским монастырём. Мы договаривались встретиться на станции метро «Днепр». Там был базарчик, где можно было купить всё необходимое для рыбалки. Мы покупали червя, опарыша, мастырку, садились на трамвай и доезжали до Вышгородского монастыря, где стояла его лодка.
Дядя Вася, несмотря на пенсионный возраст, был довольно крепкий мужичок. Будучи под хмельком, мог, взяв в руки два отрезка стального рельса, применявшегося как якорь, спрыгнуть с причала в лодку. Мы выгребали почти на середину Днепра, становились недалеко от фарватера, бросали якорь и ловили на донки с кармаками пескарей, ершей, иногда попадалась плотвичка. Один раз, когда улов был приличный, дядя Вася предложил пойти к нему домой, чтобы там это отметить. Я согласился.
Он жил в районе Байкова кладбища, где хоронили уже чрезвычайно редко, и то особо важных персон. В старом жилкоповском[1] двухэтажном доме, каждый этаж которого представлял собой многокомнатную коммунальную квартиру, у дяди Васи была комната на втором этаже, которую он её отделил от остальной квартиры. Он выгородил себе маленький коридорчик, в котором установил плиту, водопроводный кран, маленькую уборную. Вниз вела наружная лесенка. У него была довольно большая комната с дверью напротив окон. Войдя в комнату, вы попадали как будто в прошлый век. Справа от входа стоял шифоньер, полуторный, с большой зеркальной дверью. Рядом – диван с высокой спинкой, обшитый дерматином с приколотыми к спинке кружевными салфетками. У окна посередине комнаты стоял комод с традиционными слониками. Посреди комнаты был большой стол на пузатых ножках, слева у входа – голландская печка, за ней – старая двуспальная кровать с блестящими шишечками. Над изголовьем – клетка с кенарем. Когда мы приходили, он снимал с клетки тёмное покрывало, и кенарь начинал красиво петь. Всё в этой комнате было гармонично и органически связано с её хозяевами.
Жена дяди Васи была благообразная старушка. Осмотрев наш улов, она сказала:
– На хорошую жарёху хватит. И на уху тоже. Отдыхайте, пока приготовлю.
Мы спустились во двор, и дядя Вася показал мне мастерскую, оборудованную в сарайчике. Там был верстак с тисками, сварочный аппарат в углу. Был и обычный стол со скамейкой, на столе – солонка, краюха хлеба, гранёный стакан. Здесь же стоял старый обшарпанный диван. Тут дядя Вася мне рассказал, что он по специальности слесарь по сейфам. Такие специалисты находились на особом учёте в милиции, поскольку они умеют не только ремонтировать, но и вскрывать сейфы. Выйдя на пенсию и живя рядом с Байковым кладбищем, он вдобавок стал сваривать кладбищенские оградки и неплохо на этом зарабатывал.
Мы вернулись в комнату. Для дяди Васи была приготовлена постель. Он разделся до кальсон и нырнул в неё. Меня ждала подушечка на диване. Мы вздремнули, пока его жена стряпала. Когда она нас разбудила, на столе стояла миска с домашней квашеной капустой, здесь же солёные огурцы и помидоры. Всё это из своего погреба. Запотевший графин с водкой, сковородка жареной рыбы, такая же – с жареной картошкой. Рыбы была изжарена таким образом, что её можно было есть с костями. Затем была подана уха.
С тех пор я ходил к ним в гости и особенно любил наведываться на масленицу: дома у нас блинов не пекли, сюда же меня приглашали. Я приносил с собой бутылку водки, коробочку икры. На столе были форшмак и чищеная килька, жена дяди Васи вносила с кухни горячие блины. Блин поливали растопленным сливочным маслом, клали на него икру, рыбу или форшмак, сворачивали его. Этим закусывалась первая рюмка. И дальше: что ни блин, то рюмка. Под конец хозяйка вносила на деревянной дощечке под белой салфеткой грибы и уж тогда садилась с нами. Трапеза заканчивалась хорошей беседой.
Из рассказов дяди Васи я понял, что он был не шибко добрым и не мягким человеком, мужиком себе на уме. Он рассказывал о разных случаях вскрытия сейфов, о проблемах с их владельцами, с милицией. Раньше возле самого его дома, у забора, стоял пивной ларёк, и дядя Вася задался целью этот ларёк снести. «Чем он вам мешал?» – спросил я. Дядя Вася объяснил, что клиенты ларька, крепко налившись пивом, мочились тут же, под его окнами. Он обратился в торговые организации, дошёл до горкома партии, и этот ларёк снесли.
Когда в 1969 году внезапно умер мой отец, дядя Вася оказал мне неоценимую услугу. Я был совершенно растерян, на меня свалилась забота об инвалиде-брате и о матери. К счастью, друзья из партийных кругов позвонили мне и сказали, что, учитывая заслуги отца перед страной, место на Байковом кладбище обеспечено и я могу заказать там могилу. Через час позвонил дядя Вася: «Сидите дома, не хлопочите. Место я знаю. И похоронная бригада, и оркестр оплачены, вы ничего никому не платите. Я заплатил по твёрдой цене, а с вас три шкуры сдерут».
После похорон, когда мы уходили с кладбища, меня нагнал дядя Вася и сказал: «Завтра на могиле будет стоять оградка, которая займёт два места. Иначе через день-два впритык к могиле будет уже другая». Через пару дней мы с ним пришли к могиле. Дядя Вася, увидев в моих глазах разочарование скромностью ограды, сказал: «Не волнуйтесь. Пока будете оформлять захоронение, пройдёт много времени, а мы пока что ограду заменим».
Действительно, начались многолетние хлопоты, а дядя Вася пока что многое на могиле сделал своими руками. Он также ходил в кладбищенскую контору со мной, и мои заказы исполняли вовремя и по государственной цене. Я долго добивался, чтобы дали хороший камень для памятника. Предъявлял папины документы о его партийной работе, об участии в партизанском движении. Наконец мне показали на складе большую стелу, которая была заказана какому-то генералу, но вдова его отказалась. Стела много времени пролежала в земле и была в плохом состоянии. Нашлись друзья на заводе, и её заново отшлифовали, установили. Я пытался превратить землю внутри ограды в цветник. Ничего не получилось, так как приходить поливать цветы мне было некогда. Тогда я купил обломки полированного камня, и дядя Вася сделал из них покрытие площадки. Ограда, конечно, была снята. Затем я пригласил своего приятеля архитектора, и он начертил макет всего сооружения. Дядя Вася посмотрел на чертёж и сказал: «Я сам сделаю». И, как всегда, сдержал слово. Когда нужно было устанавливать памятник и делать надпись, всё это делалось по государственной цене, без всяких пол-литра, без обычного вымогательства денег.
Власть дяди Васи на кладбище была беспредельной. После очередных работ на могиле мы возвращались домой. В стороне похоронный оркестр играл марш Шопена, но страшно фальшиво. Музыканты были невысокого класса, к тому же смертельно пьяные. Я сказал дяде Васе: «Как неприятно! Невозможно терпеть». – «Хотите, доктор, – отвечал дядя Вася, – они сыграют “Краковяк”?» – «Ну, это вы слишком», – усомнился я. «Посидите здесь», – говорит он. И только что родственники покойного ушли, над кладбищем зазвучал «Краковяк»! Дядя Вася вернулся ко мне с видом победителя. Я спросил, как это ему удалось. «Вы помните, доктор, что видели у меня в мастерской? Так вот, ключ от неё лежит в условленном месте, и работники кладбища его знают. Они всегда, возвращаясь после обряда, могут завернуть с бутылкой в мою мастерскую. Стаканы, лук, соль и хлеб там имеются. На том и стоит моя власть».
Дядя Вася был полон сил и здравия, пока весь этот район не пошёл под снос. Хотя дядя Вася получил на Воскресенке прекрасную однокомнатную квартиру с большой ванной комнатой, но был разлучён с кладбищем. Через несколько месяцев его свалил тяжелейший инсульт, от которого он вскоре и скончался.
[1] Жилкоп – жилищный кооператив.
Leave a Reply