В этой главке я не претендую на какую-либо новизну использованной мной информации — она в изобилии публиковалась в открытых источниках. Моя задача всего лишь о напомнить о ней, чтобы ответить на простой вопрос: был ли Сталин тем самым человеком, который, как сейчас говорят все чаще, воскресил православие в России? Решительно оспаривая это мнение, насаждаемое православными коммунистами, и привлекая обширный документальный материал, Курляндский в своей превосходной монографии напомнил, что до Второй мировой войны генсек неустанно уничтожал церковь и ее служителей («безбожная пятилетка» 1932–1936 годов и пр.).
Между тем в соседней гитлеровской Германии все обстояло совершенно иначе. Как подчеркивает историк русского фашизма А. Окороков, национал-социалисты выказывали там «доброжелательное отношение к Православной церкви» — и оттого в 1936-м (т. е., заметим, как раз на пике сталинской атеистической пятилетки) ее иерархи в великую и сугубую ектении включили молитвы «о христолюбивом Вожде народа германского, правительстве и воинстве его»[1]. В 1938 году в столице рейха был возведен православный храм, причем «в русских периодических изданиях [эмигрантских, естественно] подчеркивалось, что Собор был построен по личному указанию Гитлера, на деньги германского правительства. В некоторых изданиях отмечалось даже, что на личные средства Гитлера»[2]. Соответственно, на освящении этого Берлинского кафедрального собора митрополит Анастасий зачитал благодарственный адрес ему[3].
Все это особенно впечатляет на фоне общей ненависти фюрера к христианству как «еврейской выдумке». Немыслимо, чтобы, несмотря на конкордат, он пожертвовал деньги на строительство католического храма. Очевидно, его расположение к православию во многом объяснялось тактическими соображениями, поскольку должно было контрастировать с противоположной, антирелигиозной политикой, проводимой в ненавистной ему большевистской России. Но еще важнее, мне кажется, то обстоятельство, что присущие РПЦЗ взгляды на евреев — вполне, однако, канонические — отвечали его собственным убеждениям, которые на заре нацистского движения, в свою очередь, формировались под ощутимым влиянием белоэмигрантов. 22 июня 1941 года в русских церквах Парижа, Белграда и других городов подвластной немцам Европы зазвучат молитвы за «христолюбивого вождя Германии и ее воинства». Церковь, возродившаяся на оккупированных им тогда советских территориях и сразу присоединившаяся к этим молебнам, за единичными исключениями, ничуть не воспротивится «окончательному решению» еврейского вопроса.
С первых же дней немецкого вторжения в Советский Союз оккупационная администрация и вермахт демонстрировали всяческое покровительство гонимой ранее вере. Правда, опасаясь тесного сближения армии с презираемым им местным населением, уже «в конце июля Гитлер издал директивы о запрете военнослужащим оказывать какое-либо содействие в возрождении церковной жизни» на Востоке, — и все же без самой гитлеровской агрессии этого возрождения, конечно, просто бы не было. Вопреки директивам, «командование германских частей передавало верующим храмы, оказывало помощь в их восстановлении». Так, в Борисове «на освящении переданного верующим храма присутствовали фельдмаршал фон Бок и высшие офицеры группы армий „Центр“», а в Смоленске немцы открыли городской кафедральный собор, который до того, при Сталине, использовался в качестве «антирелигиозного музея». К 10 августа радость горожан вермахт дополнил собственным религиозным чудом: «На крыше собора немецким солдатом была найдена знаменитая чудотворная икона Божией Матери Смоленская» — и случилось это как раз ко дню ее праздника (28 июля по старому стилю)[4].
Процесс православного возрождения поддерживал даже такой завзятый русофоб и ненавистник люхристианства, как Альфред Розенберг (мечтавший о том дне, когда на всех германских церквах крест заменят свастикой). Верующим, отмечает А. Корнилов, «передавались не только закрытые храмы, но и там, где церковные здания отсутствовали, школьные, клубные, колхозные, общественные помещения». Неудивительно, что проповеди «в поддержку оккупантов стали явлением постоянным» и что «при проведении религиозных церемоний наряду с иконами нередко использовались портреты Гитлера»[5].
Содействовали Церкви немцы также в деле обучения новых священнослужителей (Псковская миссия и пр.), призванных заменить тех, кто был уничтожен или отправлен в лагеря коммунистами. Со столь же катастрофической «кадровой» проблемой с осени 1943 года столкнется и Сталин, когда по немецкому почину тоже начнет воскрешать религию. Ведь, по данным А. И. Перелыгина, приведенным в книге И. Ермолаева, «из 141 757 служителей Русской православной церкви, отправлявших службу на момент Октябрьской революции, на начало Великой Отечественной войны на свободе оставалось около 500, в том числе 4 правящих архиерея <…> А из 69 тысяч православных храмов на начало войны действовало всего 350–400, то есть около 0,5% от их дореволюционного количества»[6].
Теперь к Архиерейскому собору, срочно проведенному Сталиным в Москве 8 сентября 1943 года, немногим выжившим епископам, доставленным из лагерей и тюрем, спешно вставляли новые зубы — взамен выбитых на следствии, — а церковное облачение в ударном порядке готовили в пошивочных мастерских Красной армии. Хотя по части церковной политики догнать немцев он так и не сумел, с осени этого, 1943-го, года Сталин по их примеру тоже начал в немалом количестве открывать отобранные ранее у народа храмы и позволял возводить новые. Воскресить Церковь он надумал вскоре после того, как упразднил Коминтерн — и помимо прочего, с тем, чтобы отчасти заменить его. Но превратить Москву во всемирный православный Ватикан после войны ему не удалось: Элладская церковь не поддержала его попытку созвать Вселенский собор в СССР, и Сталин потерял интерес к этой затее[7] (после отторжения Югославии так же зачахла и идея всеславянского единства под эгидой Кремля). Уже с середины 1940-х гг., пишет Курляндский, «шло массовое закрытие открытых в годы войны церквей на бывших оккупированных территориях»; а «с октября 1948 г. советским государством не было открыто вообще ни одной церкви <…> С этого времени до конца сталинского правления отклонялись все 100% ходатайств верующих»[8].
Для адекватного восприятия происходившего достаточно будет привести итоговую статистику. «По оценке Г. Митрофанова, на занятой немцами территории СССР за три года открылось около 10 тысяч православных приходов, в то время как на территории, не подвергшейся оккупации, до 1988 года (!) открылось не более тысячи приходов». Резюмируя эту картину, И. Ермолов пишет: «В целом именно оккупация дала толчок к возрождению религиозной жизни в России»[9].
Но отсюда вытекает, что подлинным восстановителем православия в России был вовсе не Сталин — а Гитлер.
[1] Кострюков А. А. Русская Зарубежная Церковь в 1939–1964 гг. М.: Изд-во ПСТГУ, 2008. С. 57.
[2] Окороков А. В. Указ. соч. С. 81.
[3] Кострюков А. А. Указ. соч. С. 59.
[4] Корнилов А. А. Преображение России: О православном возрождении на оккупированных территориях СССР. Нижний Новгород, 2000. С. 125.
[5] Там же. С. 270.
[6] Ермолаев И. Три года без Сталина. Оккупация: советские граждане между нацистами и большевиками. М.: Центрполиграф, 2010. С. 255.
[7] За ценные разъяснения по этим вопросам приношу благодарность иерею Евгению (Головичеру).
[8] Курляндский И. А. Указ. соч. С. 582, 585–588.
[9] Ермолаев И. Там же. С. 255–275, 285.
Leave a Reply