Наталья Соколовская. РАССУЖДАЯ О ПЕДАГОГИКЕ

Наталья Соколовская со своей десятой правнучкой - Наоми Шахар.

 

Наталья Максимовна диктует свою статью старшему правнуку -28-летнему программисту Семёну Новикову
Эти заметки написала для нас Наталья Максимовна Соколовская, автор нескольких публикаций в альманахе «Время вспоминать» и автобиографической книги «Я ‒ оттуда». Н. Соколовская много лет преподавала физику в московском вузе, теперь вместе с родными живёт в Тель-Авиве. На сотом году жизни она активна и живо откликается на просьбы издательства, в особенности, когда они носят творческий характер.

Когда-то пришлось мне по долгу службы или учёбы прочитать учебник педагогики. Может быть, бывают учебники и получше, но этот показался мне скучным многословием и ничему меня не научил. Я стала думать, что вообще нет такой науки педагогики, а каждый, кто воспитывает или обучает, приходит к выводам в соответствии со своим здравом смыслом, своей интуицией, со своим опытом который «сын ошибок трудных». И я решилась высказать несколько отдельных соображений.

Я воспитывала двух детей, частично ‒ четырёх внуков, помогая дочери, и много лет преподавала студентам. В школе я никогда не работала. При этом я вспоминаю один педагогический приём моего папы. Когда я была совсем маленькой, папа мне рассказывал об «одной девочке», которая сунула пальцы в розетку, и её очень больно ударило током. Другая девочка схватила кружку с кипятком и сильно обожглась. Таких девочек было много, они делали разные вполне понятные мне глупости и очень от этого страдали. Я свято верила в существование этих глупых девочек, но, когда у меня появился младший брат, в рассказах моего простодушного папы стали появляться такие же неудачливые мальчики, которые прыгали со стола и ломали ногу, хватали острый нож, разбивали папины очки, и т. д. Я уже стала постарше, и у меня появились сомнения в реальности существования этих несчастливых детей, – но представления об опасности некоторых поступков в сознании остались. По-моему, эти папины художественные выдумки лучше, чем унылые нотации.

Я думаю, что в воспитании детей у родителей есть две основные цели:

1. Достичь максимального развития врождённых способностей ребенка.

2. Сохранить на всю жизнь тёплые, доверительные и содержательные отношения с детьми.

Мы часто недооцениваем умственные способности ребёнка. Пока это создание ничего не говорит, не понимает, не делает, нам кажется, что он ничего не воспринимает. На самом деле мозг ребенка, возраст которого исчисляется месяцами, очень интенсивно воспринимает огромный объём информации. Он воспринимает свет и тьму, холод и тепло, звуки разных частот, голоса, тепло матери, новую пищу, которую теперь добывает собственными усилиями. Это возраст, в котором мозг развивается с наибольшей скоростью, и надо с самого начала заботиться о том, чтобы впечатления были положительными. Однажды знакомый психолог нам рассказал такой случай. Его дочке, в возрасте 7-8 месяцев, надо было растирать ножки. А когда ей было уже около двух лет, ей подарили куклу. И она первым делом стала делать ей массаж точно такими же движениями. Даже папа, психолог, был поражён таким точным восприятием и воспоминанием.

Сейчас я наблюдаю свою правнучку. В полтора года она в своих цветных книжках прекрасно различала, где кошка, а где тигр, где слон и где сова, и по просьбе окружающих изображала, как каждый из них «говорит», то есть мяукала, пищала, рычала и т. д. Но различать и произносить крупно написанные гласные буквы нисколько не труднее, чем отличать кошку от тигра. Теперь ей год и десять месяцев, и она знает около десяти букв и пять цифр. И очень много простых, бытовых слов. С ребёнком нужно побольше разговаривать, но не устраивать уроки. Если ребёнок правильно отвечает на вопрос «какая это буква?», а взрослые хлопают ладоши и говорят «молодец!», то это уже не урок, а успешное эстрадное выступление. А дети очень любят выступать.

Когда-то я столкнулась с неожиданной трудностью. Оказалось, что от знания букв до понимания прочитанного – ещё большая дистанция. Когда моя дочка прочла по буквам на молочной бутылке «М-О-Л-О-К-О» и я спросила, что же тут написано, она сказала: «Бутылка!».

Когда я показала своему внуку четыре буквы: К-О-З-А, он правильно их прочёл. Я спросила, что тут написано. Он не понял, посмотрел с недоумением. Я сказала: «Разве ты не видишь? Написано “коза”». Он сказал: «Какая же это коза? А где же рожки?». Я стала думать, что, может быть, есть смысл давать ребёнку буквы сразу в составе слов – «мама», «папа», «каша»…

В три года дети уже читают по слогам, в четыре – могут читать довольно уверенно.

Родители могут по-разному относиться к различным проявлениям детской любознательности. И от этого может зависеть дальнейшее развитие ребёнка. Например, ребёнок приносит с пруда личинки жуков-пауков, или головастиков, или икру неизвестно чью и хочет пронаблюдать их дальнейшее развитие. Мать может сказать «выбрось немедленно и больше не приноси в дом всякую гадость!». А может сказать: «Давай вместе наблюдать», принести ему книжки об этом и проконсультироваться с учителем биологии. Эти два подхода к опытам ребёнка могут определить дальнейшие развитие его интересов и способностей.

Я думаю, что гений, или талант, или сильный учёный может вырасти только при наличии хорошего генетического материала. Если материал неважный – во всех случаях можно вырастить грамотного, полезного члена общества. Бывает, конечно, что очень сильный врождённый талант развивается, несмотря на враждебное или безразличное отношение среды – то есть, в первую очередь, родителей. Могу привести несколько примеров, которые мне хорошо знакомы. Например, муж моей дочери, профессор математики, родился в семье, не имевшей никакого отношения к математике. Но он почему-то с самого раннего возраста увлекался арифметикой, а потом и математикой. Когда ему было 10 лет, его старшая сестра не смогла разобраться в институтском курсе математики. Он хотел ей помочь, но понял, что для этого надо знать школьный курс алгебры. Он купил в магазине школьный учебник алгебры, разобрался и помог сестре в дифференциальном и интегральном исчислении. Он рано защитил докторскую и стал крупным математиком.

Моя родная тётка, сестра мамы, танцевала раньше, чем научилась ходить. Услышав музыку, она танцевала в детской кроватке, держась за её края. Всё детство она танцевала перед зеркалом, с лентами, с палочками, с мячиком. Она хотела поступить в балетное училище, но родители решительно это не позволили. Тогда считалось, что девочка из приличной семьи не должна быть балериной. Только в 16 лет, закончив обучение и приобретя некоторую самостоятельность, она стала поступать на обучение в Александринский театр. И её приняли, несмотря на то, что обычно девочек принимают в возрасте 5-6 лет. Она стала вполне успешной балериной и ездила во Францию и в Англию с известной балетной труппой Дягилева.

Я видела деревенскую избу, сплошь расписанную внутри и снаружи пейзажами. Владелец и автор, пожилой неграмотной мужик, может быть, при других обстоятельствах стал бы известным художником.

В газете как-то было сообщение о малограмотном деревенском парне, который сделал небольшой самолёт из того барахла, которое было в сарае. Ему никто не мешал и не помогал. Но у него был сильный стимул: в деревне за труднопроходимой речкой продавали водку, и в самолёте он мог пролететь туда и обратно. А ведь мог бы стать крупным конструктором.

Теперь о воспитании. В представлении ребёнка человечество состоит из двух принципиально разных частей. Люди бывают большие и маленькие. Большие всё знают и всё могут и заботятся о маленьких. Но они же и ругают и наказывают. И они же диктуют маленьким, что они должны делать, что надевать, когда ложиться спать, что есть, даже если маленькому хочется совсем другого. А маленькие люди беспомощны и беззащитны.

Я думаю, что самая главная цель воспитания ‒ сохранить на всю жизнь близкие, доверительные отношения между детьми и родителями. Об этом надо думать очень рано, потому что очень рано закладываются основы этих отношений. Представление ребёнка о совсем разных породах людей ‒ заранее разъединяет, не оставляя места для взаимопонимания. Поэтому мне кажется важным рассказать ребёнку, что мама и папа были маленькими, показать детские фотографии родителей, бабушки и дедушки. Рассказать о тех глупых поступках, которые они совершали. И что он тоже когда-то будет взрослым и тоже когда-то будет воспитывать своих детей. По-моему, это сближает детские представления о детях и взрослых. Правда, детское стремление к справедливости иногда приводит их к выводу, что большие и маленькие время от времени меняются местами. Как-то я показывала внуку фотографии его родителей в детстве. Он рассматривал их с большим интересом. А потом попросил: «Покажи мне мою фотографию, когда я был большой». Немножко повзрослев, он сказал: «Человек бывает сначала маленький, потом молодой, потом старый, а потом умирает. Правда, смешно?». Мне это особенно смешным не показалось, хотя смеялась я вполне искренне.

Я категорически против любых наказаний в любом возрасте. Во-первых, наказание не достигает цели: оно не приводит ребёнка к пониманию того, почему это плохо. Иногда наказание оставляет ощущение несправедливости, и это отдаляет его от родителей. Иногда наказание кажется ему справедливым, но тогда он считает, что расплатился за свой поступок, и примерно прикидывает, что и за что ему грозит. Ребёнку нужно объяснить, почему это может быть опасно для него или для окружающих. Я подчёркиваю: для окружающих. Потому что как можно раньше нужно научить его думать и о других. Ведь в своём сознании с самого начала он, естественно, находится в центре эгоцентрической системы координат, и нужно эту систему потихоньку разрушать.

Как-то в детском саду воспитательница спросила мальчика пяти лет: «А почему ты считаешь, что ты хороший мальчик?». Он сказал: «Потому что я хорошо кушаю!». По-моему, для пяти лет это поздновато. Приятней было бы слышать, что он помогает папе или маме или хотя бы не пристаёт к маме, когда она отдыхает или занимается.

Когда мы подарили одному из наших внуков машинку с инерционным двигателем, он очень быстро разобрал её на части. На вопрос, зачем он это сделал, он ответил: «Я хотел найти ту вертелку, от которой она ездит». Ну что, наказывать его? Ругать?

Я научила своего четырёхлетнего сына пользоваться ножницами. Мы нарезали лист бумаги на полоски заданной ширины. Однажды, войдя в комнату, я увидела, что он режет край скатерти, свисающий со стола. Я закричала: «Что ты делаешь?!». Он спокойно ответил: «Я режу скатерть». ‒ «Ка-ак?!» ‒ «На полоски». Он был так горд этим своим новым умением. Значит, надо ему объяснить, что не всё стоит резать.

 

ТРУДНОСТИ ПЕРЕХОДНОГО ВОЗРАСТА

Должна признаться, что таких трудностей в нашей семье не было. Ни в семье моих родителей, ни у меня, ни у моей дочери. Почему, собственно, должны быть трудности? Это очень интересный возраст, очень важный в смысле воспитания и становления личности. Главное, родители должны понять, что перед ними уже не ребёнок, мозги у подростка не хуже, чем у взрослого. Даже лучше: они свежее и готовы к восприятию всего нового. Им только не хватает знаний и опыта. Они теперь как бы заново всё оценивают и, прежде всего, своих родителей. Каковы они вне дома и вне роли его воспитателей? Родители должны рассказывать о своих успехах и трудностях. Подростку интересно понять, какое ваше образование? в чём заключается ваша работа? как к вам относятся окружающие? какие у вас друзья? Когда эти друзья к вам приходят, не прогоняйте подростка. Пусть он послушает, что интересует взрослых. Подкидывать ему то интересную статью, то какое-то научно-популярное издание, то просто хорошую литературу. И говорите с ним обо всём. Ему в доме будет не только комфортно, но и интересно. Он не пойдёт ни в какую «плохую компанию», которой так боятся родители, потому что ему будет там просто неинтересно. Говорить с подростком можно обо всём, не избегая острых тем – конечно, имея в виду его уровень понимания. И по дороге «сеять разумное, доброе, вечное», то есть внушать высокие нравственные ценности, не переходя к поучению.  

Один мой правнук сказал: «Оказалась, что мой папа очень умный». Тогда бабушка сказала: «У тебя мама тоже умная». Ребёнок обрадовался: «Да?! Я этого не знал». Если у ребёнка и родителей отношения плавно перейдут в дружеские, то и не будет никаких трудностей переходного периода.

 

О ПРЕПОДАВАНИИ СТУДЕНТАМ

Преподаватель, читающий лекции студентам, всегда немножко актёр. Он выходит перед аудиторией, всегда готовой посмеяться и найти в нём какие-нибудь недостатки. Речь и внешний вид должны быть безупречны. Речь должна быть чёткой и без мусорных слов. И нормальная, ясная дикция. Когда я училась в институте, у нас был один профессор, красавец и умница, но он шепелявил, и о нём ходило много анекдотов. Например, он хотел сказать: «по институту ходят слухи», но у него получилось совсем не то и оскорбительно для женщин.

Кроме того, преподаватель должен «выглядеть». Мужчина должен быть по возможности подтянутым и энергичным. Женщина не должна казаться бесполым существом, замученным непосильным трудом. Она должна быть привлекательной женщиной. Красоты – уж сколько бог дал, но она должна быть одета по фигуре, в соответствии с модой и возрастом, причёсана и с лёгким макияжем. Это вызывает уважение студентов. Когда я училась в институте, к нам пришла новая женщина-лектор. Я спросила соседа студента: «Ну, как она тебе?», имея в виду качество лекции. Он сделал гримасу и сказал: «У неё ноги кривые». Я тогда подумала: какой пошляк, а теперь я думаю: ни ноги, ни студентов изменить нельзя. Надо было надевать юбку подлиннее.

Только старому и очень уважаемому профессору студенты простят, если он придёт на лекцию в разных ботинках или будет вытирать животом то, что только что написал на доске.

Лекции (по крайне мере, по физике) надо читать так, будто вы сами узнаёте это впервые вместе со студентами. Полезно в двух словах рассказать историю открытия, которое вам предстоит объяснять. О любопытстве, непонимании, удивлении учёного, который заинтересовался каким-то явлением, и как после многих опытов открылась ему истина, которую он сумел сформулировать в виде закона.  

Преподаватель должен уметь смеяться и не бояться пошутить на лекции. Студенту трудно высидеть 45 минут без движения и сохранять неослабевающее внимание, понимать и записывать. Если на вашу шутку в середине лекции студенты ответят дружным хохотом – это хорошо во всех отношениях (плохо, если студенты смеются, а преподаватель не понимает, почему).

Когда я читала лекции, студенты к экзамену писали на бумажках шпаргалки. Теперь это происходит на другом техническом уровне. Но я могу сказать то же, что говорила тогда: шпаргалка не поможет тому, кто ничего не знает. Преподаватель с первых слов видит, где понимание, а где в спешке списанные формулы. Только в одном случае подсказка может быть полезна: если студент хорошо подготовлен, но от волнения ему кажется, что всё забыл. Тогда шпаргалка и напомнит, и успокоит.

Отношения преподавателя и студента вне учебных занятий должны быть простыми и доверительными. Ну представьте себе, что это дети ваших друзей или друзья ваших детей. А если студент придёт к вам за советом по поводу отношений с родителями или с девушкой, считайте, что это высшее достижение вашей педагогики.

1 Comment

  1. Я – израильтянин. С небольшим стажем – скоро 20 лет. Опыта преподавания студентам у меня нет, зато всю жизнь (и в прежней жизни, в России) я преподавал математику школьникам. Уважаемый автор рассказывает о педагогическом опыте с детьми раннего возраста (0 – 5) и со студентами. И тут возникает израильская коллизия: местный студент – сформировавшаяся личность, закалённая армией, пронизанная связями, твёрдо знающая, чего она хочет, и сколько это стоит. Может ли идти речь о воспитании таких людей? Может ли нарочитая израильская небрежность в одежде, встречающаяся как у студентов так и у преподавателей, быть основой или антитезой дресс-кода? И как быть с тем, что исчезло понятие студенческой группы (вполне социалистический эвфемизм), и коды общения тоже изменились. Кроме всего этого, в Израиле есть воспитываемый с детства и упоминаемых в молитвеннике принцип "лехабед эт hа зулат" – уважать непохожего на тебя. Но есть нечто общее между двумя культурами, нечто вневременное – и мнение уважаемого автора здесь было бы интересно многим. Я говорю о насилии в школе и методах противостояния ему. О раздутом (в Израиле) авторитете школьного психолога, о риталине – как средстве снижения агрессии, о толповных инстинктах, так хорошо представленных когда-то в советском фильме "Чучело". Это – обратная сторона Луны, жизни наших детей и внуков, хорошо скрытая от взрослых. Отмычки психолога здесь не работают. Зато расцвёл "хинух мейюхад", воспитание "особых детей". Питая понятное почтение к этой ветви образования и не рассматривая детей с психосоматическими расстройствами, хочется узнать у автора: возможно ли обойти её, оставить ребёнка с приятелями детства, если ограничить классы 25-ю учениками? Чтобы каждому доставалось по-больше тепла и чтоб каждый успел задать свой вопрос во время урока. Уважаемая Наталья Максимовна! Я сознаю, что не все мои вопросы должны быть направлены к вам, уж очень они специфические. Но может быть, что у вас и по этому поводу есть своё мнение, не вошедшее в предыдущий очерк. Я очень люблю свою работу, своих учеников – но никак не устройство израильской школы. Сегодня мы демонстрируем миру не лучшее образование, не блещем в олимпиадах. Но – парадокс! – регулярно поставляем миру новых нобелевских призёров. Поэтому, не желая иметь ничего общего со школьной бюрократией, я преподаю в частной школе, в  маленьких классах – и вполне удовлетворён результатами. Хоть я и понимаю неизбежность воспитания в коллективе – но предпочитаю образование частное. Не кажется ли вам, бабушке со стажем, что репетиторство в Израиле – неизбежное зло? Оно, правда, долгое время было светом в моём окошке; но мечтаю: наступит время, и первого сентября моё личное расписание останется пустым, и все дети предпочтут школу. Это вполне достижимая мечта. В нашем маленьком государстве случались чудеса и покрупнее.

    Михаэль Бишкин, учитель математики и астрономии, Од-аШарон  

Leave a Reply

Your email address will not be published.


*