Ещё до революции русские марксисты, несмотря на предписанный им атеизм, усердно сверяли свои внутри- и межпартийные свары с Библией. Большевики на манер апостола Павла собственную, радикальную интерпретацию марксизма довольно откровенно увязывали с пресловутой диалектикой как «духом» святого учения, а в своих противниках-меньшевиках видели новых фарисеев ‒ «талмудистов и начётчиков», приверженных косной «букве». То была борьба ленинской Благодати с меньшевистским Законом, которая впоследствии будет перенесена Сталиным на левую оппозицию.
После Октября Ветхий Завет для агитпропа получит два внутренне контрастных смысла. Искомое разрушение «старого мира» с восторгом подаётся как богоборческий негатив библейского сотворения, как «мировой пожар» или всемирный «потоп» (у Маяковского и многих других энтузиастов). Однако после гражданской войны тот же самый «потоп» изображается уже как разруха, инспирированная демоническими врагами. Председатель Совнаркома теперь больше не Люцифер-разрушитель (таких романтических сопоставлений у большевиков тоже хватало), а, напротив, ‒ созидатель нового, социалистического бытия, т. е., в сущности, Творец вселенной, озаряющий тёмный хаос старой России сиянием ГОЭЛРО и своей Ленинской лампочкой («Да будет свет»). Естественно, что к его образу подтягиваются библейские мотивы, заимствованные из давних монархических песнопений. Среди прочего, в официальной риторике Ленин открыто выступает в роли Моисея, который вывел из египетского рабства народ Израиля ‒ он же угнетённый российский пролетариат ‒ в Землю обетованную социализма. На того же ветхозаветного предшественника ориентировался, впрочем, и сам Ленин, как явствует из его собственных выступлений. В согласии с техникой церковных «прообразований» (Иосиф, Самсон и пр. как прообразы Иисуса) Ленин, подобно тому же Моисею, одновременно несёт в себе и черты Христа (этой части его образа, а равно последующему усвоению и приключениям Библии в советской пропаганде, будет посвящена уже третья, заключительная лекция курса).
Leave a Reply