Натан Соломонович Губерман (20.03.1907 – 08.05.1975) родился в местечке Лянцкорунь (ныне – Заречанка) Каменец-Подольской губернии. Младший из семерых детей. Преподаватель математики и физики в средней школе. Жил и работал в Киеве. С первых и до последних дней Отечественной войны был на фронте. Вёл дневник, который представлен на этих страницах. После войны вернулся в Киев и до конца жизни преподавал физику и математику в Киевском техникуме городского электротранспорта. Обладал разносторонними дарованиями, пользовался исключительным авторитетом и любовью студентов.
Публикация дочери Н. С. Губермана – Лины Губерман.
24.06.41 – призван в Красную Армию. Начало Отечественной войны с немецкими фашистами. Я горжусь тем, что и я участник защиты нашей прекрасной Родины.
28.06.41. Среди бойцов нашего взвода есть 4 человека с высшим образованием. 1. Линденберг – аспирант сельскохозяйственного института. 2. Гарижев – инженер-механик. 3. Коваленко Георгий – ассистент университета, физик. Все дни занимаемся изучением оружия, уставов, строевыми <упражнениями> и по тактике. Каждый из нас чувствует серьёзность момента и добросовестно относится к занятиям. Ведь врага надо бить «малой кровью», а это достигается только умением. В свободное время сражаемся в шахматы, устраиваем читки газеты. Линденберг проводит беседы на политтемы.
01.07.41. Сегодня в первый раз был в ночном наряде по охране роты. Ночью было темно, ничего не видать. Палаток не видел. В темноте заблудился между деревьями, отошёл в сторону и попал в расположение другой роты. Чуть меня часовой не пристрелил. Обошлось всё хоршо. Утром – первый воздушный бой наших истребителей с немецкими «мессерами». Отогнали. Домой пишу каждый день, но ничего не получаю. У нас ещё своего адреса нет. Газеты получаем плохо. Сообщения Информбюро скупые и нерадостные. Кругом лес, и что там, за лесом, в городе, нам не видать.
05.07.41. Вчера прорабатывали приказ т. Сталина. Предстоит жестокая и смертельная борьба с врагом. Слова приказа вселяют во всех спокойную уверенность в нашей победе. Перспектива ясная. Исход борьбы виден.
Готовимся к отъезду на задание. Какое – никто не знает. Сегодня стреляли боевыми патронами. 1-е упражнение. Из 30 возможных дал 18. Плохо. К концу занятий попросил командира перестрелять. Получилось 16 – ещё хуже. Так воевать нельзя.
Каждый день к завтраку, обеду и ужину прилетают «гости». Тревога, зенитки, щели. Потом – кушать. Начинаем привыкать. Многие в щели не лезут – обед остынет.
Из дому ничего не получаю, хотя адрес свой послал. Что там? Днём на занятиях издали виден Печерск. Церковь. Как близко – и как далеко! При воспоминании о прощании с дочкой, Линуськой, сердце сжимается и слёзы подступают к горлу. Несинька! Где ты? Не успели даже пожить как следует. Это всё немцы наделали. Их надо бить беспрерывно, беспощадно, до полного уничтожения.
08.07.41. Третий день несём службу: регулировщиками движения на дороге из Киева. По дороге непрерывным потоком движутся машины, повозки, трактора, пушки на тягачах, оборудование заводов, военных и гражданских. Движение не совсем организовано, одни обгоняют других, дорога узкая, каждые полчаса получается пробка, которую с трудом мы распутываем. Кого нужно, задерживаем, отводим в лес, а кому дорогу даём в первую очередь.
Киев эвакуируется. Сегодня прошла тюрьма: все заключённые, почти без конвоя, организованно, пешком делают переход из Киева на Борисполь. Вид – разношёрстный. Кто хорошо, кто плохо одет, кто в шляпе, а кто без головного убора. Сегодня же прошла часть «здоровых» больных из улицы Фрунзе. Вид потрясающий.
В часы, свободные от службы, занимаемся учёбой. Стреляю сейчас отлично. Оказывается, стрелял плохо потому, что первое время боялся и в момент выстрела моргал, прикрывал глаза. Теперь не боюсь. На выполнение задания по появляющимся мишеням в нашем взводе отлично стреляли четыре человека: помкомвзвода, два командира отделения и я. Сам не думал. За отличную стрельбу сегодня перед строем получил благодарность командира роты. Постараюсь и в дальнейшем стрелять отлично – я ведь стараюсь не ради благодарности.
Занятия по тактике очень трудные. Короткие перебежки и атака – не хватает сил. Иногда чувствую, как будто сердце останавливается. Но почему командир отделения так легко это делает?! Даёт знать то, что я никогда в армии не служил и тренировкой такой никогда не занимался. Жалею.
15.07.41. Вчера хоронили одного нашего бойца. Стоял на дороге в селе Малая Александровка за Киевом, регулировщиком. На него наскочила машина и раздавила. Первая жертва. Он, Линденберг, аспирант института, успел за короткое время стать любимцем в роте, и его смерть на боевом посту нас всех ошеломила. Потеря большая. Сколько ещё таких потерь нам предстоит?
Движение по дорогам продолжается с той же интенсивностью, оно сейчас двустороннее. Много гражданских старшего призывного возраста движутся по путёвкам военкомата на ближайший пункт. Группами и в одиночку идут они, уставшие, со светлыми сумками на плечах. Я внимательно осматриваю каждую группу. Может, Митя тоже так ходит.
20.07.41. Несём службу на Днепре. Живём в палатках, поставленных в кустах. В шести километрах от нас переправа на восточный берег Днепра. Из разных областей пригоняют скот к реке, а здесь переправляют. Десятки тысяч голов рогатого скота и овец колхозники эвакуируют из западных областей Украины. Некоторые колхозы недобросовестно относятся к этому важнейшему мероприятию: пригоняют скот к берегу и уходят домой. Скот остаётся без хозяев, простаивает два-три дня в кустах, молодняк падает. Овцы, не дождавшись никого, приходят опять к берегу и сами вплавь направляются обратно, причём сбиваются в кучу, и многие погибают в воде.
Немецкие самолёты бомбили находящийся неподалёку аэродром. 12 бомбардировщиков в продолжение 20 минут непрерывно извергали огонь на аэродром. Мне казалось, что ни одной живой души не осталось там. Однако, как только они отбомбились, начали подниматься наши самолёты. Оказывается, немцы бомбили ложный аэродром, а настоящего и не заметили. Желаю им таких же успехов в дальнейшем.
26.07.41. Опять мы в том же лесу. Наш взвод несёт службу охраны и обороны штаба дивизии. Дело ответственное, особенно в лесу, где ночью даже своего носа не различишь. Бдительность особая. Приходится эксплуатировать свой слух до крайних пределов. Шорох проскочившей лягушки заставляет насторожиться. Напряжение огромное.
Вчера ночью во время отдыха пролетел самолёт и сбросил на наш лагерь несколько зажигательных бомб. Сгорела одна палатка, в которой не было бойцов. Пожар быстро ликвидировали. После тушения у всех шинели и лопатки светились от фосфора.
01.08.41. На днях производили прочёсывание леса. Цель понятна. Вечером, часов в 7-8, выстроились перед лесом в шеренгу в полном боевом снаряжении на расстоянии 15 м друг от друга и по сигналу начали движение вглубь леса. Только отошли метров 200, стемнело. Лес густой, не везде пройдёшь даже в светлое время дня, не то что ночью. Несколько раз натыкался на срезанные деревья, ямы – и кувыркнулся порядком. Соседей не видать, и, чтобы не отстать, не разорвать цепь, всё время кричим: «Правый – левый, правый – левый!». На полянках делаем привалы на несколько минут, пока все взводы подтянутся, и идём дальше. Кончился лес. Вышли из леса и попали в болото. Брели по колено в воде, пока на рассвете не вышли на сухое место, и решили сделать привал. Легли отдохнуть. Сырой туман пронизывает до костей. Через час пошли дальше. Силы вот-вот кончатся, а до конечной точки ещё далеко.
К 10 часам, напрягая последние силы, пришли к месту назначения. Прошли в общей сложности 55 километров. Многие оставались ещё в лесу, на поляне, и потом, когда вышли, их подобрали машинами.
Днём по дороге нашли несколько немецких листовок, которые уничтожили на месте. Содержание очень глупое, рассчитанное на тёмных, забитых, ничего не понимающих дурачков. Такая ли наша Красная Армия сейчас? Конечно, реагировали только смехом и крепкими словцами по их адресу.
06.08.41. Занятия проходят нормально. Службу несём хорошо и даже заслужили благодарность командира дивизии. За отличную стрельбу меня наградили снайперской винтовкой. Сегодня начинаю стрелять при помощи оптического прицела. Меня это очень радует: богатые возможности!
Из дому получил одну открытку, ничего не говорящую, от Гриши . Что у них там происходит?
Есть счастливые люди. Некоторые жёны каким-то образом узнали, что их мужья здесь, и прямо приходят к нам из города на несколько часов. Могу ли я надеяться на такое счастье? Даже ещё в Киеве, на Подоле, Неся не могла меня найти, и я всё утро прождал во дворе школы, чуть ума не лишился. Куда уж ей в лес попасть!
Вчера во время наших полевых занятий в воздухе завязался бой 3-х истребителей в 18-ю немецкими. В первые же минуты был подбит наш один и приземлился тут же. Оказалось, лётчик ранен в руку. Оказали ему первую помощь. Остальные продолжали бой, несмотря на численное превосходство противника и на большую скорость «мессеров». Бесконечно маневрируя, «мессерам» удалось оттянуть место боя на несколько километров, и в это время проследовали ровным строем 12 бомбардировщиков на Киев. От разрывов зенитных снарядов небо потемнело. Но вот прямым попаданием средний бомбардировщик был сбит – в воздухе разлетелся. Остальные рассыпались после этого кто куда.
Налёты на город и воздушные бои стали частыми: каждый день, и даже по несколько раз. Все старания немцев разрушить мосты через Днепр тщетны: зенитки заставляют их держаться на почтительной высоте даже ночью.
Говорят, немцы заняли Белую Церковь. Как мама и Ида ? Где они? Где Ихиль с семьёй, первыми попавшие под удары войны в Черновцах?
12.08.41. Сегодня вернулись с одной операции. Ездили на машинах дней пять – действовали успешно. Путь лежал через Остёр, Козелец, через Днепр, Горностайполь и дальше на запад – и обратно по тому же маршруту. Севернее и южнее нас немцы прошли далеко на восток. Была опасность каждую минуту встретиться с врагом, но никто не проявлял ни малейшего признака беспокойства. Все готовы. По дорогам идут мужчины призывного возраста и старше, которых не успели призвать в армию. Сами пробираются группами по 30 – 50 человек по дорогам, не занятым немцами. Терпят лишения – лишь бы добраться до первого военкомата, чтобы определиться в армию.
Узнали мы и о случаях дезертирства из армии. Это продажные людишки, решившие, что война для нас проиграна и поэтому сопротивление бесполезно. Они заслуживают всеобщего презрения, и разговор с такими должен быть короткий.
Вернувшись домой, застали положение напряжённым. Отчётливо слышна канонада. Говорят, немцы 9 августа подошли к Киеву, шли бои за Сталинку , но, получив крепкий отпор, они откатились назад. Завтра едем в Киев в баню. Может, удастся повидать своих – как хорошо было бы! Письмо я подготовил и думаю с кем-нибудь передать, хотя надежды мало. Наверное, все выехали. Но куда? Где они? Третий раз уже едем в баню, а ещё не удалось повидать кого-нибудь.
16.08.41. Были в городе. Приехали через Подол по ул Кирова (окна у Гити занавешены), по площади Третьего Интернационала, Глубочицкой, Артёма, Сенной базар. Мимо квартиры Иосифа – на балконе пусто, дверь закрыта. Никаких признаков <обитания>. Письмо передал, но никто не пришёл. С тяжёлым сердцем я вернулся обратно.
20.08.41. Сегодня у меня был день, полный радости и горя. Приехал ко мне Миша . Я взял увольнительную, и на его машине поехали в город. Вот когда повидаюсь с родными! Но мои ожидания не сбылись: меня встретила закрытая квартира, с замками на дверях и забитым окном. Когда соседка принесла ключи, я отказался зайти в квартиру. Посидели мы во дворе, поговорили с соседками. Узнал, что все наши выехали, что мама тяжело заболела ещё в Белой <Церкви>, что Ихиль был в Киеве и поехал в Днепропетровск. Зачем? Были на квартире у Миши, на почтамте, были у Толиных родных.
Город героически переносит все лишения. На улицах так же чисто, тихо. В некоторых местах баррикады, противотанковые рвы. Магазины открыты. У каждого двора расхаживают женщины с противогазами через плечо. Мужчин на улице мало, но <они> есть. С радостью поехал – с печалью вернулся. Простились с Мишей… выпили вина…
27.08.41. Вчера утром собрались и выехали в северо-восточном направлении. Куда, зачем, с каким заданием – никто не знает. Привал делаем в Прилуках. На улицах много грязи. Недалеко, видать, базар, но нам не разрешили отходить от машин.
Проехали через Конотоп, Кролевец. Остановились у кладбища у к. Андроновские (так в рукописи – ред.). Говорят, с севера снова приближается немецкая десантная часть, которая преграждает нам путь. Нужно разбить эту часть и тогда двигаться по намеченному маршруту.
Ночью охраняли КП – совсем близко, сообщают, немецкие мотоциклисты. Требуется максимальная бдительность. Где-то под Воронеж-Глуховом (нрзб. – ред.) наш батальон уже вступил в бой.
Настроение у всех хорошее. Все ждут первого сражения с врагом. Усиленно изучаем пулемёт, гранату. Многие подают заявления о принятии их в партию. Завтра наш батальон поедет занимать оборону. Вот когда померяемся силами.
30.08.41. 28.8 вступили в бой. Оборону заняли на опушке леса. Часа через два в 500 м от нас начали падать немецкие мины, потом ближе и ближе. Однако немцев не видать. Молчим и себя не выявляем. Показались 3 танка. Появились, стали. Было приказано одному станковому пулемёту обстрелять их, однако огонь открыли все пулемёты, винтовки. Конечно, себя обнаружили. Танки повернули обратно, а через 20-25 минут прямо по нашей опушке начали бить миномёты. Первые раненые. Мой сосед справа, бывший артист киевской эстрады Янкелевич, заметно нервничает и просит меня: «Если что со мной случится, напиши моей матери об этом». Я его успокоил и пообещал. Сам я совершенно спокойный. Страха ни капельки. Самое дорогое, с чем чувствую себя хорошо, – это снайперка. Во время боя нет ценнее винтовки, вообще – своего оружия.
По приказу мы делаем небольшой переход через железную дорогу, спускаемся с насыпи в лес и там долго кружим со своим командиром взвода Клириковым. Никак связь не установим с командиром роты. Над нами целый день летают немецкие «горбуны» очень низко, раз даже увидел лицо лётчика, смотрящего вниз. Но за деревьями нас не видно. Начало темнеть. Вдруг услышали где-то неблизко продолжительное «ура»: это пошли в атаку. Все бросились туда, но пока дошли, атака прекратилась. Кто атаковал? Неизвестно. Дальше идти нельзя – противник тут, через полянку, 200 м от нас. Залегли вдоль ручейка, ногами в воде, и так пролежали всю ночь. Спать хочется невозможно. Целые сутки ничего не ели и в большом напряжении были. Но спать нельзя.
Так прошёл первый день. С рассветом 29.8 нас обнаружили и начали обстреливать. Кое-где видать настоящих немцев на опушке, лежат и стреляют, больше всех стараются их автоматчики. Всю ночь они стреляли… в небо, а теперь по нас, однако вреда от них нет. Больше мешают миномёты, которые бьют точнее. Мы отвечаем тем же. Первое время били куда попало, а потом наш огонь стал реже – чувствуется, что ребята начинают пристреливаться, точнее бить. Я чувствую, бью неплохо. Редко, да метко. Несколько раз видел, как падали фрицы. Плохо действуют на нас крики и стон раненых красноармейцев. Медицинская помощь явно недостаточна. Санитары ещё не нашли себя в бою, действуют медлительно, а подчас их нет совсем. Не подготовлено также своевременное питание, хромает связь между подразделениями: много времени уходит, пока связные от нас находят командира или наоборот.
Во время одного из переходов на новый рубеж от нас отстали: Бардадым, сосед – Тургеневская № 78, кв. 1, и Ищенко, наиболее невыдержанные и колеблющиеся в подразделении. Ищенко из Конотопа, а мы воюем недалеко…
06.09.41. Прошло не много времени, а событий масса за эти дни.
Сегодня прибыл в Глухов, но своей части не нашёл. 1.9, будучи в разведке в составе 14 человек во главе с лейтенантом Клириковым, я направился в село, узнать кое-что, все остальные находились в 200 м от меня. В селе я наткнулся на вражескую разведку: мотоциклист, которого я чуть не принял за нашего связиста, бронемашину и танк. Оставшись сам незамеченным, я дал знак остальным, и они скрылись, причём так, что сам потом не нашёл их. И так я остался один… Три ночи я пробирался к своим. За эти дни пришлось много пережить… 5.9 я прибыл в расположение наших частей, но не моего полка.
18.09.41. 6.20 Прибыл в Глухов. Вся власть в руках военкомата. Все выехали, всё разорено. Магазины открыты – пусты и разбиты. С часу на час ожидают противника. Получив направление от военкомата, я переночевал и на следующий день с группой пошёл в Сумы – 150 км. Когда мы выходили из Глухова, немцы уже были в городе и по местной радиостанции что-то бормотали.
Пять <дней шли> в Сумы и 4 дня искали свою часть, пока наконец не нашли наш полк. Невозможно выразить радость при встрече со своими. С глубокой скорбью я выслушал рассказ Клирикова о судьбе группы. Не все вернулись в часть. Нелепо попал в плен парторг роты Коваль А. А. После меня вернулись ещё Дрончак и Коган, которого все почему-то называли Лёвой, хотя имя его было другое.
И началась жизнь на машинах.
28.09.41. С 15-го обороняли город Сумы. Вначале все находились в Басах, а я с группой бойцов охранял заминированный «каменный» мост, что у текстильной фабрики. Потом заняли оборону на западной окраине, фронтом на Белополье. Три раза был в боевом охранении, замаскировавшись у дороги между чугунными трубами. Был в разведке несколько раз. Ночи холодные, утром небольшие морозы, кругом всё белеет. Настроение плохое. Стало известно, что 19-го или 20-го немцы заняли мой родной город Киев. Под <этим> впечатлением написал препоганое письмо домой. Хорошо будет, если они его не получат. Сожалею.
До вчерашнего дня у нас были жаркие дни в полном смысле слова. Немцы своими атаками ничего не добились, кроме больших потерь, которые они имели, и не продвинулись ни на шаг. Крепко мы поработали, хотя и <заплатили недёшево>. Сегодня ночью нас сменила другая часть, и мы, очевидно, уедем отсюда.
10.12.41. С тех пор прошло много времени. Много ехали, ходили, стояли. Занимались тем, для чего в основном была предназначена наша часть. Сумы, Мирополье, Илек, Белое, Черкасское, Бутово, Дмитриевка, Яковлево, Прохоровка, Холодное, Скородное, Боброводворское, Репьёвка, Гремячее, Верхняя Хава, Анна.
Согласно приказу, сегодня совершили обратный переезд из Анны в Воронеж на формирование. В последнее время, хотя не участвуем непосредственно <в боевых действиях>, но настроение в связи с успешным наступлением на Западном фронте повышенное, и возвращение в Воронеж на формирование ещё более подняло наше настроение. Разместились в помещении школы связи, в большом четырёхэтажном здании. Переходим на казарменное положение. Это не всем нравится. За период отступления многие привыкли к «вольной» жизни на квартирах, поэтому сейчас тяжело.
31.12.41. Всё закончено. Получилась настоящая полнокровная и новая дивизия. 25.12. меня перевели из полка во вновь организованную комендантскую роту при штабе дивизии. Сильно не хотелось уходить от товарищей, с которыми был так кровно связан, свыкся, сдружился, с которыми больше полугода в боях делил и радость и горе. Мало осталось товарищей, которые в части с первых дней организации полка – киевлян, тем ценнее дружба с ними.
В новой роте исполняю временно должность политрука. От несения службы освобождён, кроме дежурства через день.
Сегодня общее собрание приняло меня кандидатом в ВКП(б). Большая радость и гордость быть участником Великой Отечественной войны, да ещё коммунистом.
Ночь, 12.00. Наступил Новый 1942 год. Что нам принесёт этот год? Несмотря на успешные действия наших частей на Западном фронте, никто сейчас не строит себе иллюзий насчёт быстрого окончания войны. Мне понятно, что война тяжёлая и затяжная, несколькими месяцами не ограничится, как думали вначале. Враг собрал большие силы и на данный момент имеет перевес и в технике, поэтому потребуется много времени, чтобы измотать его. В окончательной нашей победе, конечно, никто не сомневается. Это само собой понятно каждому бойцу, и этим сильна наша армия. Ни один боец не падал духом в самые тяжёлые дни нашего отступления.
03.01.42. 1-го числа мы погрузились на поезд и поехали в западном направлении. Выгрузились в Чернянке Курской области, оттуда машинами поехали дальше. Мороз трескучий – ниже -350. Ноги сильно мёрзнут, долго ехать нельзя. Наша машина чего-то капризничает, часто останавливается, а стоять в поле на ветру – ещё холоднее. Когда приехали в хутор Кошары, мотор совсем отказал. Пришлось ночью будить жителей и размещаться на ночлег. Нас 16 человек с лейтенантом Крайниковым. Утром шофёр заявил, что требуется для мотора запчасть, которой у него нет, и придётся ждать «летучки» с запчастями. Поэтому сегодня разместились по квартирам по 4 человека. Я попал к колхозному счетоводу. Очень милые люди, хорошо встретили нас.
10.01.42. В хуторе всего 20 дворов, очень редко кто сюда заезжает. Живут же колхозники очень хорошо и рады нашей остановке, каждый хозяин приглашает к себе на обед или ужин. Я провёл несколько бесед с колхозниками и проработал доклад товарища Сталина от 6-го ноября 1941 г. Был комический случай. Днём пролетел немецкий самолёт и сбросил по дороге 4 бомбы. Хозяйка схватила буханку хлеба, юбку «запасную» и побежала… к председателю колхоза. Я подумал, что <у него> бомбоубежище, – оказывается, нет. «Кто же нас защитит, если не председатель?!» – объясняет она потом. Это смешно, но о многом говорит.
Долго не было «летучки», и мы просидели здесь до 9-го. Продуктов уже было всего на двое суток, но хозяин все дни и не заикался, а наоборот, старался для нас готовить из своих же продуктов, какие получше. В этом в данном случае выражается любовь к своей Красной Армии. При прощании хозяйка принесла нам кусок сала на дорогу, хлеб, бутылку водки и даже всплакнула. Тепло попрощавшись с маленьким советским хутором, мы поехали дальше.
Оказалось, что за время нашей вынужденной стоянки наша дивизия вступила уже в бой и воюет в районе Обояни Курской области. По дороге нас встречают санитарные машины с ранеными, опять на память приходят сентябрьские дни прошлого года.
15.01.42. Штаб дивизии мы догнали в селе Пристанное и приступили к несению службы.
Ошеломляюще на меня подействовало известие о геройской смерти ещё в Киеве моих двух самых лучших, искренне преданных товарищей из числа «четвёрки»: Коваленко и Гаратева. Они со своими отделениями вырвались вперёд в самый центр города, но, не будучи своевременно поддержаны, держались, пока не израсходовали все боеприпасы, и погибли, как герои. Все подробности мне потом рассказал Дронгальд. Погиб также командир отделения Онищенко, пропал без вести киевлянин Кириленко, с сестрой которого, Кузнецовой, мне удалось связаться через Зеленодольск. Связь, к сожалению, опоздала, и её письма <к нему на моё имя> его уже не застали.
25.01.42. Удар нашей дивизии был настолько неожиданным для немцев, что они поспешно оставили много населённых пунктов и отступили до самого города О. Наши ворвались в центр города. Однако с нашей стороны были допущены ошибки, за которые потом <мы> крепко поплатились. Дивизия была брошена в бой прямо с хода, без отдыха после труднейшего зимнего перехода. Артиллерия растянулась и к началу атаки не успела вступить в бой. Машины с боеприпасами тоже отстали. Пехота, боевой дух которой был очень высок, одними только своими средствами погнала противника, но скоро вышли боеприпасы, наступление задержалось, противник получил подкрепление и, ударив по нашим флангам, заставил откатиться назад до ст. Раково или Марьино. КП Вихровка, противник в Великой Ольшанке, в 3-х километрах. Не раз снаряды рвутся у наших домов, но, к счастью, жертв нет. Там я встретил Дронгольда, который рассказал мне о Коваленко. Часто вечерами вспыхивают в нашем расположении таинственные ракеты, сигнализирующие врагу о чём-то, однако все поиски тщетны: мешает большое гражданское население, расположенное в непосредственной близости от фронта. Вообще, видать, шпионаж работает. Есть случаи, когда части ещё не успели получить приказ дивизии о перемещении, а противник уже начинает готовиться к их переезду.
Все сёла, которые противник оставляет, как правило, им сжигаются. Плоское, Колбасовка, Ржавчик, Сванец – остаются только стены и торчащие печные трубы, несколько расстрелянных или повешенных.
15.04.42. До сих пор стоим в обороне. Я несу службу охраны КП аккуратно, как полагается. Были сильные морозы, холода невыносимые, метель, но всё терпеливо переносил. Сегодня мне предложили пойти в 1-й отдел работать чертёжником, топографом – временно, до возвращения из командировки настоящего топографа. Я, конечно, с радостью согласился. Буду чертить круглые сутки, лишь бы чем-нибудь быть занятым и что-нибудь делать ощутимо полезное и не простаивать по три часа и ничего не делать, бесцельно и бесперспективно.
01.05.42. Международный праздник и день имени Линуськи. Что ей пожелать ко дню рождения? Быть здоровой, не знать лишений, расти крепкой и хорошей дочкой, быстрого окончания войны и возвращения папы и всех дядей и тёть.
Работаю много, черчу разные схемы, пишу, передаю по телефону, наношу обстановку и т. д. Приходится работать целый день, а ночью дежурить в отделении: никак не могу выспаться. По обстановке чувствуется, что назревают события. Кончается весна, о которой немцы много трубили после зимнего поражения. Идёт лето. Что-то готовится, но где и когда, пока неизвестно. Мы тоже к чему-то готовимся. Значит, скоро будет весело.
09.05.42. Скоро приедет машина, и я отправляюсь на смену Иванову. Всё готово. У меня какие-то смешанные чувства. И хочется, и колется. Отправляюсь на серьёзную работу, о подробностях ничего не знаю. С другой стороны, здесь готовится что-то интересное… и хочется быть свидетелем всего.
15.05.42. За эти дни много новостей. Живу я глубоко в тылу, в глухом, но большом селе, один на квартире у одной бабушки: Волоконовка Чернянского района. Каждый вечер получаю задание на следующий день, которого мне хватает на 4-5 часов. Остальное время читаю, отдыхаю и ожидаю приезда вечером всей нашей группы. Жаль, никто в шахматы играть не умеет. Люди очень приветливы: пройду по улице, и все женщины приглашают к себе «на молоко». Бабушка угощает молоком каждый день после завтрака, обеда, до и после ужина. Я, конечно, перед ней в долгу не остаюсь. Всего нас 8 человек: один повар, один шофёр, майор Мазарский, старший лейтенант Козин и другие.
Другие новости – это успешное наступление наших частей на харьковском направлении с целью срыва всех приготовлений гитлеровцев. Начало хорошее – как оно дальше пойдёт? Немцы ведь усиленно готовились к весеннему наступлению. Как бы ни было, как бы ни кончилось, но самый факт нашего наступления будет и должен иметь далеко идущие последствия.
30.06.42. Почти два месяца прожил мирной жизнью. Сегодня, видимо, начинается опять война. Немцы прорвали наш фронт и быстро продвинулись вглубь нашей обороны. Наши части отходят, поспешно выводя свои подразделения из-под угрозы окружения. Сегодня майор М. был в Чернянке за продуктами и узнал, что все эвакуируются и что враг недалеко от города, а до нас всего в 12 километрах по шоссейной и железной дорогам. Эта новость нас застала врасплох. Как снег на голову. Значит, началось. Сворачиваем свою работу, всю документацию. Никаких указаний свыше не получили, что делать?
Приехал пред с/е (так в рукописи – ред.): в 6.00 Чернянку заняли немецкие танки. Мы сложили всё имущество на машину и ждём телеграммы <с указаниями>, что делать. Оставим село, только когда увидим своими глазами немецкие танки.
02.07.42. Ночью на 1-е мы выехали и стали машиною на окраине села, чтобы сразу заметить появление немцев. В 3.00 уже светло. Я заступил на пост, взял бинокль и стал на мостике в ожидании противника. Видимость 1,5 км, а там лес и поворот дороги. В 5.00 с шумом и треском пулемётов вышел из-за поворота немецкий танк и стал не доходя до села в 800 метрах. Рассматривает село. Мы сели в машину, переехали через железную дорогу на восток опушкой леса и, объехав 6 км к востоку, остановились в селе Славянка, предполагая, что немцы будут двигаться по шоссе вдоль железной дороги на Старый Оскол, а не на восток. Расположились на траве, позавтракали, и я сел доканчивать схемы: майор думает всё, что кто-нибудь приедет принять у нас участок, но никто не является. В 6.00 наш истребитель сбил немецкий бомбардировщик, который загорелся и распался в воздухе в районе железной дороги, напротив Волоконовки. Несмотря на то, что там уже противник, майор поднял всех в ружьё, сели на машину и поехали туда с целью захватить лётчиков, спрыгнувших с парашютами. Прибыли через 15-20 минут. Самолёт горит. Лётчиков не видно. Начали прочёсывать подсолнухи и нашли 5 человек лётчиков: все убиты, так как не успели раскрыть парашюты. Все оказались венграми. Забрали все документы, письма, 3 пулемёта, 18 дисков. В это время появились два немецких самолёта и начали заходить на посадку здесь же, на поле. Встретить их нечем: пулемёты, снятые с самолёта, не работают, а двумя винтовками и пистолетами ничего не сделаешь. Пришлось убраться побыстрее во избежание неприятностей. Кроме того, с минуты на минуту могли прибежать другие немцы.
Прибежавшие мальчики сообщили, что в селе немцев нет. Были и поехали дальше на Старый Оскол. Уже темнело, когда мы выехали в село. Нас встретили все взволнованно, встревоженно – ведь немцы могут наскочить в любую минуту. Побыли минут 20 и опять подались на Славянку, тепло попрощавшись со всеми знакомыми. Какие они все родные и как волнуются за нас! Бабушка на прощание меня перекрестила и успокоилась, я не противоречил.
Ночь на 2-е прошла спокойно. Немцы не появлялись, но и к нам никто не является. Ждать дальше не имеет смысла, но майор упорно не хочет ехать. «Что-нибудь должны получить от Шумилова», – говорит он. Целый день простояли в селе, заканчивая схемы. Какой от них толк, если район занят? Не слишком ли мы рискуем?
03.07.42. Целый день 2-го простояли в Славянке в ожидании, но никто не явился, тогда майор приказал мне и Ковальчуку идти в Волоконовку и разведать, есть ли немцы, а если нет, то зайти в село и узнать, приходил ли кто к нам. В 8 вечера всей группой пошли к лесу. Шли в темноте, бесшумно, разговаривая шёпотом. Когда вышли на опушку леса, все остановились, а мы вдвоём пошли в село. Моросил дождик. В лесу, севернее Волоконовки, слышно, стрекочет автомат и <видно, как> время от времени появляются ракеты. Там немцы, но есть ли они в селе? Дошли до железнодорожного полотна – тихо. Неподалёку колхозные сараи, не видно, но слышно, как прохаживается часовой. Подались севернее к окраине и зашли в крайнюю хату. В селе, оказывается, есть немцы – стоят в центре села. До наших бывших квартир дойти нельзя. Вернулись обратно. Когда пересекли железную дорогу и приближались к лесу, уже светало. У леса неожиданно встретили женщину с вещами. Что она тут делает ночью? Подозрительно. Ковальчук направил на неё винтовку, а я подошёл и проверил документы. Оказывается, она эвакуируется из Б-Дворского района (возможно, Боброводворский район – административно-территориальная единица в составе Центрально-Чернозёмной, Курской и Белгородской областей – ред.), но по дороге лошади пристали, и тогда хозяин лошадей сбросил её вещи и уехал, оставив её в поле. Чем помочь ей? Никаких средств для этого у нас нет. Мы ей посоветовали бросить все вещи, взяв самое необходимое, и идти с нами пешком, а там машиной немного подбросим её. Она не согласилась.
Совсем светло. Вернулись в Славянку. Оказывается, они решили, что нас немцы захватили. Утром, не успев поспать после такой напряжённой ночи, мы выехали на юг, прижимаясь к линии фронта в надежде связаться с Шумиловым.
Сейчас 7.00. Шумилова нашли в лесу, что севернее хутора Будённовского Воронежской области. Лес большущий, и немцы бомбят его беспрерывно, только далеко от нас. Движение по дороге через лес напряжённое. Различные части проезжают со своей техникой, как в восточном, так и в западном направлении. Готовимся вместе со всеми выехать из леса. Майора послали самолётом У-2 найти местонахождение Козина. Документы убитых лётчиков сдали, трофеи – нет. Наши документы приказали везти с собой и в случае угрозы, составив опись, сжечь. Вообще, видно, дела неважные.
07.07.42. Прошло всего 4 дня, а событий целый мешок. Выехали из леса большой колонной машин. До самой темноты над нами немецкие лётчики трудились. Беспрерывно «беспокоили»: пикируют и пикируют. Не так велики потери, как страшно бывает, когда видишь, как штук двадцать пять заходит на нас, а потом своими глазами видишь, как каждый выпускает по несколько гостинцев, которые с характерным свистом и визгом летят как раз на тебя и вблизи разрываются с оглушительным громом. Сначала все разбегались при появлении самолётов, машины останавливались или отъезжали в сторону от дороги. Но когда потом немцы после бомбёжки начали ещё пулемётными очередями прочёсывать поля по обе стороны, все решили, что так хуже и что вообще машину труднее подбить, если она на ходу. Короче говоря, начали привыкать, и больше при бомбёжке колонны машин не останавливались. Он бомбит, а мы едем.
4 июля было рекордным днём. В этот день нашу колонну немцы бомбили всего только 22 раза. Днём мы проехали через Острогожск. Город горел со всех сторон. На улицах лежат убитые, один из них горит. С телеграфного столба свисает убитый осколком связист, который во время бомбёжки исправлял телефонную сеть. Пока проехали город, нас шесть раз бомбили. У выезда в небольшом овраге укрывались красноармеец и два мальчика лет 14-15: все убиты. Бомба попала в овраг, и их убило воздушной волной. Дома развалены, дым пожаров окутывает целые кварталы.
Чем можно отплатить этим извергам? Разве существует такая кара достойная за эти злодеяния?
То же самое и в Коротояке на Дону. Город беспрерывно бомбят и обстреливают с воздуха, бомбят переправу через Дон. Все переулки, все улицы битком набиты машинами, во многих местах пожары. Не успевает отбомбиться одна группа «юнкерсов», как уже заходит другая. Для нас специально расчистили улицу к переправе, и <мы> начали под шум самолётов и грохот разрывающихся бомб переправу через Дон. Стали в лесу на той стороне. С самолётов для паники бросают, кроме бомб, бочки пустые, куски рельсов в 1,5-2 м длины. К вечеру переехали в ближайшее село П., где переночевали. Всю ночь над переправой висели «фонари» и продолжался бой в воздухе. Неподалёку рвались снаряды подожжённого железнодорожного состава. С рассветом 5.7 мы поехали обратно к переправе. По дороге оттуда в длинной цепи двигающихся машин я мельком заметил на одной машине Мишу . Случилось всё в несколько секунд. От неожиданности я его не узнал, и только когда уже отъехали друг от друга, он меня заметил и так же, как я, поднял руку, раскрыл рот. Мы так и не успели обменяться хотя бы словом. Был ли это Миша, я не уверен. Лицо – его, но почему он в кузове грузовой машины и почему в простой солдатской форме, а не в командирской? Так досадно стало, что я чуть не заплакал и весь день себе места не находил.
Приехали, стали на опушке леса на восточной стороне, метрах в 400 от переправы. Вокруг нас очень много машин. Над переправой, несмотря на ранний час, «работа» в воздухе уже началась. Пока справились, уже 2 часа дня было, и к тому времени началось прочёсывание нашей опушки. Каждая минута тянется, как несколько часов. Скучная работа – беспрерывно ложиться и вставать в течение часов под звуки «музыки».
В 15.00 одной бомбе захотелось упасть в 2-4 метрах от нашей машины. Счастье – мы залегли по другую сторону. Машина нас защитила, но сама была поражена во многих местах осколками. Бензин остался цел, а мотор пробит в нескольких местах. Звук этой бомбы до того мне понравился, что я, кроме него, в течение нескольких часов ничего не слышал, только к вечеру стал различать другие, и вообще всё быстро прошло. Одна «американка» нас отбуксировала до того же села, где ночевали, и мы начали ремонтироваться.
Сегодня немецкие наземные части подошли к Дону и начали с танков и миномётов обстрел левого берега.
Второй день ремонтируем машину, и ничего не выходит. Кроме мотора, вышел из строя промежуточный валик, который не раз подводил нас в сложных ситуациях в 1941 году.
В селе разместился медсанбат какой-то части. Много женщин, некоторые плачут: потеряли в дороге своих подруг.
08.07.42. Вчера после обеда неожиданно поднялась паника. Все девушки-медики с шумом и криком побежали вдоль села. Как будто немцы перешли через Дон и появились на окраине села. Через 15-20 минут село опустело: ни одной машины, ни одного военного – и ни одной живой души. Что делать? Машину так и не удалось исправить, и дальше буксировать некому. С документами мы поступили, как велено, взяли вещи и собрались идти пешком. Подъехали две крытые машины, последние. Мы им отдали остаток бензина, все годные части машины, положили к ним свои вещи и сами сели с ними. В этот день мы отъехали на 60 километров к востоку и остановились ночевать в селе. Таким образом, мы оторвались от наших хозяйств – как Козина, так и Шумилова. По дороге, сколько ни расспрашивали, никого не нашли, и никто о них не знает. Решили наутро с общим потоком двигаться дальше, прилагая максимум усилий, чтобы найти своих.
Здесь, на этой стороне Дона, немного веселее. Части, перешедшие через Дон, быстро отходят к востоку, но ещё стремительнее перебрасываются свежие части к Дону. Дон этим летом станет ареной великих боёв. Здесь надо задержать противника, продержать его достаточно времени, чтобы обескровить, дабы затем отбросить назад. И это будет так. Никто из отступающих солдат, несмотря на большие лишения, иногда на потерю <своей воинской> части, не потерял веры в окончательную победу нашу над врагом. Боевой дух не сломлен. Жаль только остающихся советских граждан, с которыми немцы так по-зверски поступают. Земля же была и будет советской.
Пока всё же надо отступать, дойти до какого-нибудь сборного пункта, немного сорганизоваться. Не беда, если в свою часть не попадём, – ничего не сделаешь, хоть и жаль. Война!
12.07.42. Ура! Нашли своих, через два часа отправляемся туда к ним. Пользуюсь свободным временем для записей. 9-го мы случайно в общей колонне нашли одного бойца с повозкой из нашей части. Он вёз больных и от части тоже отстал – или часть от него отстала. Сложили мы свои вещи на повозку и двинулись пешком. Целый день идём, а ночью отдыхаем в населённом пункте.
Сегодня наткнулись на наш медсанбат. У них есть адрес нашей части, и они через два часа туда отправляются. Часть километрах в 80 позади. Нашей радости нет границ. Повозку мы отдаём бойцам другой части, которым придётся ещё дальше ехать, а мы – машинами.
15.07.42. К вечеру 12-го прибыли в Бутурлиновку, переночевали и 13-го приехали в лес, где накануне находился штаб нашей дивизии. В 3 часа ночи мы сели на машину и поехали в Козловку, там в лесу я нашёл штаб дивизии. От начальника штаба я получил приказ быть при 1-м отделе на той же работе . Сегодня получили приказ на большой комбинированный маршрут километров на 300. Цель маршрута никому неизвестна, направления тоже нет. Готовимся на завтра в поход. Передвигаться будут некоторые пешком, некоторые по железной дороге, что сейчас очень опасно ввиду частых бомбардировок железнодорожных станций и эшелонов, а мы совершим маршрут на машинах. Хотя мы сейчас из мото- стали просто стрелками, но машины всё же сохранились. Некоторые части во время отхода, несмотря на панику, сумели «достать» себе машины и вооружение сверх того, что им полагалось и что у них было раньше.
Сегодня прибыл неожиданно наш майор, который направился на У-2 отыскивать местонахождение Козина. Он нам рассказал:
Козин всё время держал оборону и к наступлению немцев стойко отбивал все атаки. Справа и слева немцы прорвали линию обороны и обошли Козина, не стараясь его уничтожить, а оставили его у себя в тылу и пошли дальше. Только на третий день получен был приказ об отходе, и Козин двинулся за главными силами немцев, как будто во втором эшелоне, двигаясь параллельно с немецкими частями. Несмотря на бои, имевшие место при переходе через реку Оскол, в пути и через реку Дон Козин сумел всё же вывести дивизию почти в порядке. Кроме того, он сумел даже в ходе отступления пополнить свою артиллерию за счёт неогранизованности некоторых соединений, бросивших в пути технику.
20.07.42. Три дня прехода на машинах, и мы прибыли в село Староселье. Части подтягиваются, приводят себя в порядок, получают пополнение. Будем воевать. Штаб дивизии расположился на одной из окраин села, недалеко от реки. На второй день немцы нас посетили и 25-ю самолётами бомбили как раз наше расположение. Одна бомба упала в пяти метрах от дома, где я сидел и писал у окна, но, к счастью, не разорвалась. Пока мне ещё везёт – значит, очередь ещё не подошла.
Leave a Reply