Гад
Шла с млечной грудью в зеленый сад,
И там древесный таился гад.
Скрутил удавкой, что было сил,
Ее ласкал и ее язвил.
Учил с ним вместе во сны вольнуть,
Его захитив себе на грудь,
Шипеть и виться, как вьется тот,
В блаженстве дольшем, чем смертный пот.
Теперь, зазнавши моей любви,
Меня ты смело царем зови.
Сокровищ дам я с морского дна,
Начнется явь – и не будет сна!
Ах, дай мне только – вот эту дрожь,
Навек останься чешуекож!
Ты жалом острым равняй мне бровь,
Из губ вычмокай больную кровь,
Вовеки вейся вдоль ног и рук,
Всходи на ложе, как мой супруг.
Клоню я груди – молочный жбан!
Не нужно счастья, а нужно – ран.
Слюны отравной – блаженна смоль.
Останься гадом, язви и холь!
Жути весенние
Бежит дивчина лесом. Туда, где сто чудес…
Вот – волосы вразметку, а вот – шумливый лес!
Дымится муравейник в прозолоченных мглах.
А грудь ей распирает чудесный майский страх!
Во сне видала чащу, где бродит волкодлак,
Двух ангелов небесных, двух рыцарей-рубак!
Ей снились песни, пляски, зверье, и кровь, и боль!
Избегала все грезы и поперек, и вдоль!..
Теперь же мчится к явям – сквозь лес, на леса край –
Бежит от зверя-Мая! Тигрово смотрит май!..
Она ладони сжала… и гнев горит в крови…
Цветы же так дурманны – что Бог благослови!
Глядишь – дурманным солнцем подавится родник!
Тут зелень, злато, пурпур! Расцвета шалый рык!
Гремит и жарит жаром! Кровавят глотки роз!
О, кто нам столько счастья принес – и не унес?
Дивчина, ах, дивчина! Нам зелено сейчас!..
Любил я в жизни много – еще бы только раз…
Я был с тобой, дивчина, но только был инак –
Был в ангелов обличье и рыцарей-рубак!..
Был песня я и танец, зверье, и кровь, и боль!
Избегал я все грезы и поперек, и вдоль!..
Избегал за тобою, твой верный хищник-май!..
Я лес, тебя зовущий, – весь лес, из края в край!
* * *
1.
Изродился из бора бельмастый захмарок,
В безразумии сам себе ставший приплодом.
Этот мир для него непостижен и ярок,
И так трудно причуяться к здешним набродам.
2.
Конопатое тельце полощет в болоте,
Столь же милом, как ядами полная чара;
Припиявясь к цветам, их лишает нектара –
И смердливую муть иссочает из плоти.
3.
Быстро кончится жизнь, что дана ему ныне,
Отравителю мира не будет потачек;
Только ты – если гладишь его по хребтине,
Замурчит возле ног и свернется в калачик.
* * *
Скрабли мчатся по дебри, и верхом, и низом;
Всюду – путь кровоядам, живцам-жуткогрызам!
Мчатся шумной ордой, без конца и без края,
Никогда не живя, а всегда – умирая:
Умирают в скулежке, за лавою лава.
Гибель сделалась бегом – то влево, то вправо,
Стала бегом туда, в неухватные мглицы,
И бегут лишь затем, чтоб себе же присниться.
Снится в беге им свет – и огромный, и мелкий,
И свои же мерещатся рыльца-гляделки,
Снится им, что укусы у них ядовиты,
И бегут за тобою, куда ни беги ты;
И тем лакомей сон, чем он вьется вихлявей:
Кто укушен во сне – пропадает из явей;
Тяпнут бога того, кто наснил их так много, –
Гибнет сразу же дуб, забаюкавший бога.
Марсиане
1.
Прилетят корабли, с неба громы падут,
Беспокоя туманов межзвездных распрыски.
Растворится пространство, избавясь от пут:
Ты подумал о дальних – и сделались близки.
2.
Нараспашку разинется око луны
Прямо в Божью прадаль, до бездонных зияний –
А внизу будут свисты дроздовьи слышны –
И на землю дрожливо сойдут марсиане.
3.
Под чужою стопой – завздыхает земля,
Свою сущность земную на миг приутратив.
И вражду нашу с небом уж больше не для,
Наконец мы приветим небесных собратьев.
4.
Верой в дальние дали их взор пламенен,
А в груди их – безмерья концы и почтаки.
Из вневременья глянут на нас, как на сон, –
И такой никогда не изменят поглядки…
5.
Привезут нам с небес – размоленные тьмы
И зверей, заточенных в безвыходной басне.
И внезапно поймется – что это все мы –
И что можно лишь так – и не будет прекрасней!
6.
Не способный богов отличить от стрекоз,
Прорицатель возьмет их гадальные книги,
Где давно есть ответ на грядущий вопрос
И подверстаны к мигу все прочие миги.
7.
Будут свитой похаживать их божества,
Те, кто неба в озерах не видел доныне,
И одно всеребрится туда, как плотва,
Прихлебнуть новой вечности, вечности синей.
8.
А их эльфы, вдали от отеческих звезд
Потерявший сон (о, страдайте упрямей!), –
На лугу им помстится трава-дурнорост,
И в нее побегут, шелестя башмачками.
9.
Марсианки прославлены силою чар!
Чужеплотна для нас их истомная дрема.
Там и ласки, и торопь, и пламенный жар –
И зазнаешь всего, что пришлицам знакомо…
10.
Если солнечным днем в их глаза поглядел,
То глаза эти станут разжигой для печи!
Что же против их небом напитанных тел
Человечьи юницы, юнцы человечьи?..
11.
И я знаю: одна воспылает ко мне
Тем огнем, что на свете всего беззаконней.
О, чужбина, вродненная в ласковом сне!..
Чужекрадное таинство губ и ладоней!
12.
Чтоб стеречь ее сны возле ласковых ног,
Потеряться устами во плотском избытке –
Я отдал бы сейчас – на распутье дорог –
Свою вечную жизнь и посмертья обжитки!
13.
Будет бегать за нею невидимый мопс,
Взвоет к небу, учуяв подземных кикимор,
Иль залает гудежкой распевшихся кобз,
Отстрашая кошмары, и порчу, и вымор.
14.
Как зовут, я не знаю, но знаю о том,
Что волшебником стану любому соцветью,
А деревья из дремки пойдут напролом
Сквозь одну нашу явь – во вторую и третью!..
15.
Ну а вы, кто лелеяли дней своих серь
И кого единят вашей спеси нарывы,
Иль под проливень солнца вскочить вам теперь,
Иль зажить этой жизнью, которой тошны вы?
16.
Побредете, к лазури приклеивши взгляд,
С верой в те небеса, что еще не открыты,
Но синюшные шишки заместо наград
Вам посыпятся от придорожной ракиты!..
17.
Эти шишки искупят спесивый ваш грех,
Изобильем налягут на всяк недостаток…
Мы ж – покатимся смехом, покатимся в смех!
Как мне тошно сегодня – без этих покаток!
Великолепно! И загадочно: как можно не только интерпретировать смысл и передать ритмику, но и создать такую лексическую интерпретацию переводе.